Впечатления участника, Эльбрус с севера

«— Конечно, Ричард это знает, но известно ли вам о разнице в количестве кислорода в воздухе на уровне моря и, скажем, на высоте двадцати восьми тысяч футов?
Я снова почувствовал себя школьником, застигнутым врасплох неожиданным вопросом. И отчаянно пытался вспомнить процент кислорода в воздухе на уровне моря — никаких цифр в голову не приходило, — а также вспомнить уравнение, которое позволит вычислить этот процент на высоте 28 000 футов. Возможно, разделить на 28. Но что разделить?
— На высоте двадцати восьми тысяч футов кислорода в воздухе почти столько же, сколько на уровне моря, — уверенно ответил Жан-Клод.
Что? Мой французский друг явно сошел с ума.
— Очень хорошо, — похвалил Финч. — Ему удавалось избегать нравоучительного тона и говорить нормально. — Но если количество кислорода на разных высотах примерно одинаково, то почему, — он сделал эффектную паузу, — вы легко пробегаете милю по берегу моря, но задыхаетесь и вынуждены останавливаться и хватать ртом воздух, словно рыба, через каждые два шага на высоте двадцати восьми тысяч футов?
— Атмосферное давление, — сказал Жан-Клод.
Финч кивнул.»
– Дэн Симмонс, «Мерзость». Читал вечерами в палатке и вообще отлично зашла, я даже стал побаиваться нашествия йети.

Этот рассказ бы не состоялся, если бы не клубы Кулуар и Strongtour. Благодаря их коллективным усилиям я всё-таки дополз до вершины в достаточном воодушевлении, чтобы сесть за мемуары.

Итак,

- У крюка!
Два слова требуют невероятных усилий. Кровь стучит в висках с грохотом, заглушающим даже собственную речь. Кажется, что кричишь где-то в космическом в вакууме и никто не услышит. Но Лёша, инструктор, развернулся в полуверёвке выше и принял устойчивое положение. Услышал. Оглядываюсь через плечо. Нас в связке три. Лёха главный, он идёт первым. Я вщёлкнут в проводник посередине, замыкает Илья из Питера. Вижу, что и он остановился и смотрит на меня. Можно действовать. Разговоры сбивают дыхание и после каждой фразы нужно успокаивать ритм довольно долго. Ленивые озирания туда-сюда это моя маленькая хитрость, чтобы потянуть время и не подать виду.
Медленно, как штангист, наклоняюсь вниз, не наклоняя головы. Если я опущу её, со скул в глаза потечет смесь пота и едкого солнечного крема, а оно мне совсем не надо. Пока я буду промывать глаза снегом и намазываться заново, мы потеряем минут пять-семь. Недопустимо.
Подо мной вкручен ледовый бур. «Крюк», у которого я, - это он и есть. Мне нужно перещёлкнуться через него, чтобы продолжить идти дальше. Дело нехитрое, но на высоте более 4500 даже говорить утомительно, а уж оперировать с железом... Свободным усом самостраховки закрепляюсь в ухе бура. Перещелкиваю оттяжку ниже проводника. Отстегиваю ус, возвращаю на полку. Вроде готово.
- Готов!
Алексей наверху поворачивается спиной и делает шаг вверх по склону, натягивается веревка, отставать нет возможности. Илья привстал с трекпалок и тоже напрягся. Ну что ж, три-четыре... Шагаю вперед и вколачиваю правую кошку. Ледник на метры вокруг отзывается пением.
Началось всё четырьмя месяцами ранее, когда я вдруг в один момент чокнулся и подумал, что пешеходный туризм - это конечно хорошо, но мало. Карпаты тесны и не вмещают моего тщеславия, Памир далеко, дорого, и не по Сеньке шапка, так что вариант для начинающего альпиниста ровно один. Стукнув кулаком по столу, я связался с «Кулуаром» и попросил вписать меня на июнь. Что делать дальше, я не представлял, но надеялся что гугл мне поможет. Южный склон Эльбруса вроде как считается несложным, да и специальной подготовки не требовали, так что... Всё завертелось.
Как только сошел снег, три последующих месяца я потратил на беготню по стадиону. Хилые четыре круга первого марта (с одышкой и хватаниями за сердце) к началу июня эволюционировали в довольно уверенный второй юношеский разряд на 5 км. Мне, правда, лет много, и юношеские сдавать поздно, но во взрослые нормативы я побоялся заглядывать, чтобы не расстраиваться. Попутно, чтобы было веселее, наведался на мультигонку и даже пробежал её, к своему удивлению. Больше ничего я по физической части сделать не мог, и понадеялся, что обойдусь так.
Приобрел кое-что из спецснаряжения, с расчетом, что страховочная система и карабины всё равно рано или поздно пригодятся.
Но самый сложный квест — это безусловно билеты. Живу я в Харькове, и в относительной близости есть Белгородский аэропорт. В Минеральные воды он летает, но, во-первых, с какими-то совершенно безумными стыковками по 12-16 часов, во-вторых, ценник на багаж ставил меня перед выбором: либо покататься на самолете, либо всё-таки зайти на гору. Так что, хорошо зарекомендовавший себя для путешествий налегке в Петербург вариант категорически не годился для Кавказа. Маршрут по земле я построил, начиная с конца. В «Красавэц-Пятыгорск» я должен был прибыть скорым московским поездом 004С, в который нужно было вскочить в городке Россошь, в который приехать автобусом из Белгорода, ну а в Белгород я уж как-нибудь доберусь, вон, например, есть Днепропетровский рейсовый...

- Это что, суслик?
- Ага, он. Мармот, тудыть его.
Мы проводили взглядом жирную серую задницу, растворившуюся между камней, и оценивали потери в тамбуре. Печенье надкушено, в котелке нагажено, и всё, к чему прикасались пытливые лапки, приобрело стойкий запах зверюги. Так пахнут клетки в неухоженных зоопарках. Сколько уже суслики копают свои лабиринты под поляной? Тысячи лет?.. Неудивительно, что вонь передается от мимолетного прикосновения и сшибает с ног. Теперь все, что мы опрометчиво оставили снаружи палаток, придется выбросить. Есть его нельзя, даже если соскоблить то, что погрызено. Суслики здесь безраздельные хозяева, если, конечно, не считать лютиков. Пожалуй, только цветов здесь больше. Строго говоря, мармот — это не суслик а сурок, но зачем портить фактами красивую легенду.

Вчера вечером мы сгрузили свои пожитки с пикапа и обосновались на поляне Эммануэля. Сегодня первое честное, горное утро, без цивилизации, без связи, на полном самообеспечении. Водитель Тойоты, жизнерадостный дядька, укатил вчера по своим делам, залившись на обратную дорогу нарзаном. Не то чтобы я удивился нарзану из-под земли... Нет, я, конечно не маленький, я прекрасно в курсе, что минералка именно оттуда в бутылки и попадает... Но что она может течь из земли газированная, я не мог даже вообразить. Вкус кавказского нарзана непередаваем, его можно пить и пить, литрами, главное не простудиться. Вообще, удивительная штука эти нарзаны. В десяти шагах друг от друга могут течь ключи совершенно разного вкуса и цвета минерализации. Одна вода мерзкая, солоновато-горькая, другая кисловатая, третья вовсе никакая. Через полчаса в закрытой бутылке никакими становятся все три. Быстро протухает настоящий нарзан, даже до палатки донести нельзя. Про то, что продают нам в магазинах, даже говорить не стоит. Впрочем, тот ключ, что тёк на нашей поляне, если и выдыхался, то это было незаметно. Мне он на вкус напомнил «Березовскую».
Потягивая из кружки шипящую воду, я смотрю в сторону Горы. Когда нас привезли, уже падали сумерки. В горах после обеда уже наползает молоко, набегают тучи, может сыпануть снежку, так что вчера я толком ничего не увидел. Иное дело — сейчас ,после побудки. Семь утра, стелющиеся солнечные лучи, звенящий свежий воздух. И — он. Двуглавый великан в шапке из белоснежного каракуля.

- Вон та продолговатая гряда это скалы Ленца. — поясняет Лёха. - На прямоугольник, или ковш похоже, видишь?..
Я ничерта не вижу, мне все скалы на одно лицо, но чтобы не сойти за дурака, я деловито киваю.
- Вот вдоль них мы пойдём. Нижний край на четырепицот, от него возьмем правее и будем подниматься. Вертолет там разбитый будет чуть повыше, ну а дальше не видать уже. Так-то Ленцы до пяти-трёхсот тянутся, там почти вершина уже. А приют воооон... В общем, ночью там зажгут свет, будет видно.
Полкружки у меня еще есть, можно постоять, прокрутить в памяти крайние два дня.
- Какой Днепропетровский? - спросила кассирша. «Наркоман, штоле?» - читался в глазах совсем другой вопрос.
- Этот автобус уж года три как отменили.
Подозреваю, что в этот момент моё лицо вытянулось раза в три. Нет Белгорода. Нет Россоши. Нет поезда 004. И то, что мне нужно как-то напроситься на одну остановку дальше своего билета, уже неактуально. Изящную транспортную многоходовочку жизнь не менее изящно пнула под коленку. Как говорится, еще ни один план не пережил встречи с противником.
- А что надо-то? Куда вам?
- Ну... Вообще в Россошь надо, но...
- 272 гривни 80 копеек.
- Эээ... Что?..
- Молодой человек. Тут целая очередь за вами стоит, не морочьте мне голову. Вы хотите в Россошь — вот вам ваша Россошь, автобус Харьков-Сочи. С вас 272,80.
Судьба покровительствует влюблённым и дуракам. Похоже, летом 2016 года я находился в какой-то из этих категорий. Дальнейший путь прошел как по маслу. Из автобуса не спеша перескочил в поезд, в поезде выспался, утром проехал Пятигорск и два следующих часа до Кисловодска совершенно невозбранно пересидел зайцем, с каменным лицом будто так и надо. Дело в том, что ближе к окончательным датам сформированная группа распалась. Народец дал заднего и посдавал все билеты, остался один я. Вести одного меня смысла не было, и ребята из «Кулуара» (представляю, каких трудов это им стоило) передали меня из рук в руки в клуб Strongtour. Стронгтур шел не с юга, а с севера, со стартом в Кисловодске вместо Пятигорска, поэтому пришлось вносить в план оперативные изменения. Гид Алексей выловил меня на вокзале через двадцать минут, и еще через двадцать мы уже гоняли чаи и сортировали барахло в хозяйском домике.
- Так. Инспекция. Показывай, с чем приехал.
Я вытряхнул содержимое рюкзака.
- Не... - Лёха равнодушно отвернулся, по-моему, даже не посмотрел. - Не годится это всё, щас своё дам.
Мой авторитет в глазах самого себя опасно пошатнулся.
- Так, штаны и второй слой пойдут, штормовка годится, перчатки пойдут, если с верхонками; хорошо, что несколько пар взял, это ты молодец. Ботинки тоже в принципе со скрипом пролезут, но без большого запаса. Так нельзя, чтобы снаряга была в обрез, поэтому мы найдем тебе в прокате полные бахилы, если будут. Если не будут, то никуда не деться, пластик возьмём. До лагеря дойдешь в своих, а на самое восхождение в пластике уже. Пуховочку свою городскую не прячь, с собой бери. В горы только лишнее тащить не стоит, а вот жизненно важного надо брать столько, сколько унесёшь. Тёплая одежда как раз из такого.

Ледоруб мне достался ВЦСПС 1986 года выпуска, старше меня на два года и раз в пятьсот бывалее. Впрочем, на крепости инструмента годы не сказались никак. Бахил не нашлось, скрепя сердце взял обшарпанные итальянские пласты.
Вообще, в Кисловодск, а скорее всего и любой «горный» город, можно приезжать налегке, имея за душой только фотоаппарат и зубную щётку. Бесчисленные прокаты раздают всё: спальники, буры, кошки, пуховки, рюкзаки, одежду и ботинки. Конечно же, всё это добро в большинстве своём потасканное до откровенно бомжатского вида, и его полную денежную стоимость всё равно нужно иметь на руках, чтобы отдать прокатчику под залог. Поэтому приезжать совсем налегке оставим хипующим автостопщикам. Всех остальных, кто очень хочет в горы, но опасается что недостаточно оборудован — спешу уверить: всё дадут. Не дадут физподготовку. Это нужно завести дома. И не обязательно для гор.
Худо-бедно оснастившись, мы втроём забросили пожитки в прибывший по наши души Hilux и поехали. Сначала в супермаркет. Консервы. Сгущенка. Крупы. Шоколад. Лук... Помидоры... Помидоры? Лимоны. Лимоны?!! Ааа... ммм... А мы унесём это всё?.. Когда количество провизии превысило все рациональные, оптимистические, минутой позже - фантастические нормы килограммо-человеков, а Лёха исчерпал вторую тележку и прикатил третью, я понял, что тут какой-то хитрый план, для моего ума не предназначенный. Осталось только заткнуться и катить на кассу.

Инопланетной красоты горная дорога совершала змеиные броски из стороны в сторону. Трудяга-пикап то пронзал присевший отдохнуть на дорогу обрывок облака, то карабкался через обрушившийся поперек грунтовки снежный язык. Я пытался что-то снимать сквозь стекло, но после того как на очередной кочке едва не расколотил объектив, оставил это занятие. Местами ехать откровенно страшно, но старшие признаков беспокойства не подавали, то есть вроде бы всё в порядке, так и положено.
Поляна Эммануэля встретила мглистой сыростью, тишиной и лютиками. Водитель помахал нам на счастье и укатил.
Всё. Мы предоставлены сами себе. Экспедиция стартовала. Бортовой журнал, день первый.

- Все готовы? Палатку хорошо застегнули? Ничего не забыли снаружи? Ну, пшли.
Первый акклиматизационный подъем раскрыл секрет провианта. Сутки были съедены в базовом. Еще одни сутки спрятаны в расселине на последний день, когда спустимся. От оставшегося половина, а еще системы, веревки, снежная лопата, ледорубы, оттяжки занесены на Лунную долину на 3460. Вторая половина, вместе с палаткой и остатками лагерного добра занесена завтра. В общем, всё оказалось просто. Поскольку восхождение в гималайском стиле, в отличие от сухопутных хождений по маршруту, похоже по своей сути на челночный бег вверх-вниз, каждый раз повыше прежнего, нести одновременно все запасы сразу необходимости не возникает никогда.

Поляна под названием «Аэродром» внезапно на самом деле похожа на грунтовый аэродром. Неестественно плоское травянистое плато разрезано у одного края ручейком и расчерчено пучком протоптанных тропинок. Настоящий аэродром тут то ли был, то ли не было, версии разнятся, но по крайней мере нет причин ему здесь не быть. Площади вполне достаточно для разбега лёгкого самолёта. В наши годы здесь в ходу другой транспорт, и ему площадь не нужна.

Двое суток ушло на подъем челноком в базовый лагерь. Ночёвка на Лунной долине не очень взбодрила. Всю ночь шел мокрый снег и таял на пологе палатки. Потяжелевшие скаты провисли вниз, непрерывно орошали душем из конденсата и к тому же промокшая ткань потеряла дышимость и было очень душно, особенно во время приготовления завтрака (из-за снегопада готовили в тамбуре). Термометр в часах показал пик в 42 градуса. Тем не менее, наутро место ночёвки мы покинули, и уже к обеду третьего дня полностью развернулись на морене у поста МЧС, нашем базовом лагере на ближайшие четыре дня.

- Повезло нам, есть свободная стенка, давайте быстрее все шмотки сюда. Лопата где?
- Тутачки.
- Отлично. - Лёха сел на камушек и заухмылялся. - Работайте! Акклиматизация - это работа, еда и сон. Сон и еда зарезервированы на вечер, так что выбор у вас невелик. Прррриступить!

МЧСовский пост устроен на популярной стоянке у вершины. «У вершины» - это сильно относительно, поскольку с этого места до пика немногим менее двух километров по вертикали. Просто других удобных мест для палаток больше не будет, и «у вершины» условно считается здесь. Двухкилометровый рывок является особенностью северного восхождения, обычно преодолеть нужно куда меньше, ну а тут — вот так.

Конечно, матёрые забираются ночевать и выше, среди скал Ленца, но нам туда пока нельзя.

Из камней сложены капитальные сооружения - ветрозащитные стены в форме цирка, или полумесяца, куда ставится палатка и заякоривается двойным количеством оттяжек, нежели это предусмотрено конструкцией. Здешние ураганы уносят и рвут в клочья буквально всё. Если ткань не натянута до состояния барабана, она будет хлопать на ветру, и швы кончатся за один час. В конце концов быт обустроен, вещи распакованы и занесены, личный состав приступил к тренировкам.

Как это ни парадоксально, но о самой сути восхождения — о ходьбе по склону вверх то есть, нечего особенно и рассказывать. Всё достаточно монотонно, и три дня мы занимаемся в общем-то одним и тем же. Утром подъем настолько рано, насколько получится. Завтрак. Надевание систем и кошек, подъем в связке вверх насколько можем (4000, 4500, 4700), в обед спуск обратно. Высотная одышка. Чавкающая влага в пластиковых ботинках. Крем печёт глаза. Глухие удары крови в висках. Белая-белая-белая, как больничный коридор, вселенная, где из других цветов есть только голубая чёрточка веревки и тёмные провалы следов впереди идущего. Когда облако сдувает в сторону, картинка сменяется на противоположную: ослепительный шар солнца и еще более ослепительный снег. Камера определяет какие-то сумасшедшие выдержки 1/3200, каких сроду не было.

- У крюка!
Это один из акклиматизационных выходов. В районе нижних скал Ленца ветер сдул с ледника слой снега и поэтому мы на всякий случай проползем сотню метров, страхуясь бурами. Сил очень мало, а сесть на наклонном льду некуда. Да в общем-то и нельзя, по-хорошему. Сидение расслабляет, можно потерять тонус и не встать. Однажды я сел на 30 секунд отдышаться, а потом проснулся от того, что меня дёргают за веревку.
- Уууух!
Я завороженно любовался, как из-за перегиба выплескивается густая, тягучая и почти осязаемая стена тумана и несется на нас. Через 15 секунд она на полном ходу ударяет холодом и запахом сырости. В книгах так описывают сквозной пролёт призрака. Вмиг потемнело и видимость упала до метра-двух. Издали отголоски грохота. То ли гром, то ли ледопад сдвинулся.
- Гроза чтоль будет?..
- Ммм, не думаю. То где-то далеко. Если бы гроза собиралась, было бы всем очевидно, даже тебе.
- Например?
- Ну например, у тебя жужжал бы ледоруб и шевелились волосы.
Мне стало нехорошо.
- А еще можно потыкать вверх трекпалкой, и если облако заряженное, почувствуешь как по ней ток наведётся.
Мне стало совсем нехорошо. На часах начало второго, и теперь эти вещи навсегда взаимосвязаны в голове. Не надо дольше полудня на верхах задерживаться. Спускались в молчании.

День восхождения - отдых. Илья с нами в этот кон не пойдёт по самочувствию, отложил на резервный день. Мы с Алексеем ложимся спать рано, часов в шесть, чтобы встать в полночь и выйти в час максимум. Спать совершенно не хочется. Нельзя просто так взять и сломать суточный ритм, особенно поверх предстартовой нервозности. Вечер прошел номинально во сне, а на самом деле — в изнуряющем ворочании с боку на бок под безумный хоровод мыслей о всяком. Вот-вот бы уже наконец и заснуть, но вдруг в в тишине мерзко верещат часы на запястье и бросают кровавый отсвет экрана на полог палатки. Полночь. Пора.
Снаружи не так холодно, как можно подумать. Статическая температура, конечно, низка, но ветра нет, и дискомфорта тоже. Вода в бутылках заранее вскипячена днём и разложена на сохранение по спальникам, так что сейчас мы имеем литров шесть жидкого полуфабриката. Он быстро закипит и сэкономит нам прилично времени. Пока ревёт горелка, я осматриваюсь. В городе и на равнине ночь редко бывает чёрной. Всегда что-нибудь светится, горит, мерцает на горизонте и подсвечивает дымку, отчего равнинное небо подкрашивается то в желтоватый, то в сероватый цвет. Здесь на высоте идеально чернильный мрак. Под ногами - натёртое до блеска серебро. Ярко светит луна, фонарь не нужен и я его выключаю. Звёзды как будто приблизились к нам на тысячи парсек и пылают. Ни одного знакомого созвездия нет на небе, потому что в таком количестве разобрать ничего невозможно. Сфотографировать нельзя тоже. Даже если бы каким-то чудом сюда телепортировался штатив и дистанционка, времени на фотовозню у нас нет всё равно. Самое большее, что я могу сделать, это постоять лицом вверх и впитать немножко звёздного света.
- Ты там примёрз? Это, подвязывай давай. Открывай термоса, засыпай заварку. Времени мало, итак долго провалялись.
- Агаагаагаага, щащаща...
Термос раз, термос два, термос три. Плохо держащий термос, хорошо держащий термос, термос с зелёно-травяным без сахара... Надо их не перепутать. Первый нужно выпивать сразу пока не остыл, второй закопать по пути для спуска, к третьей отраве не приближаться ни под каким видом. Система, кошки. В рюкзаке пуховка, шоколад, еще одна пара рукавиц, аптечка, камера. Камера сейчас не нужна, темно. Наскоро поклевав овсянки, бодрым шагом идём по всё той же борозде в снегу. Через минут двадцать, как тропинка начинает вздёргиваться вверх — надеваем кошки. Первые часов пять будет скучно, потому что здесь мы уже не один день ходили, и пройти надо опять то же самое. Выше нас метров на двести еще один рой фонариков, и правее ещё один. В хорошую ночь на восхождение двинулись все команды.

Первый краткий отдых в вытаявшем цирке вокруг первой из скал. Фотоаппарат лежит в рюкзаке, но с тем же успехом он мог бы остаться дома в Харькове. Доставать его нечего и думать. Наскоро без особой надежды щёлкаю рассвет телефоном, и мы торопимся дальше. Соседние группы остаются позади.
В шесть утра солнце уже припекает во всю силу. Многократно усиленный переотражениями от снега, как в параболическом зеркале, свет атакует незащищенную кожу со всех сторон, в том числе снизу. Как и сколько мы шли, я не помню. Сначала краем скал мимо уже знакомого вертолёта. Потом утомительный траверс левее по склону, по глубокому снегу. Потом бесконечная тягучка вверх, вверх, вверх, вверх... Идти настолько тяжело, что невозможно шагать и дышать одновременно. Сил хватает только на что-то одно. Три вдоха. Три шага. Три вдоха. Три ш... Ступенька провалилась. Не повезло. Пять вдохов.

Судя по всё более истоптанному снегу, мы дошли до места, где тропы с разных направлений начинают концентрироваться в одну. Это означает, что приближается седловина. На альтиметре 5300, то есть вот-вот вроде бы чуть-чуть, но то, что на вид кажется седловиной, оказывается просто очередным выполаживанием склона, и так тысячу раз.
Я постепенно киплю и прихожу в бешенство.
Сверху стайками бегут люди. Они смеются и приговаривают «ну же, там недолго» и кубарем скатываются вниз. Вниз наверное хорошо, но мне сейчас надо вверх. Три вдоха. Три шага.

Вершину я помню очень мало. Резкий подъем на полтора километра наконец добил меня окончательно, и горная болезнь таки взяла меня со всей основательностью. Помню, как едва выйдя на горизонталь, швырнул на снег рюкзак. Помню, как лежал пластом рядом с ним минуты две. Как тяжело было встать на ноги. Как я пришел в ярость от того, что всё зря и это не вершина, до вершины надо «пройти ещё чуть-чуть», то есть стандартная чушь последних пяти часов. Как шагал вслед за Лёшей по его следам, пошатывался и не попадал в них. Как слюна приобрела медный кровавый привкус от одышки и ледяного воздуха. Да, вот теперь это действительно пик, снег плотно стоптан и стоит геодезический знак — пирамида.

Я достаю фотоаппарат, вставляю в него из-за пазухи батарею и делаю пару кадров, прежде чем налетевший с юга порыв ветра парализует мне кисти. Они бледнеют, потом синеют. Я смотрю на них и смеюсь: «Лёха! А я руки отморозил!» Рукавиц нет, и я понятия не имею, как я их лишился и где они сейчас. Лёха хватает меня и тащит вниз. К счастью, рукавицы вот они, пристёгнуты к рюкзаку. Видимо, я снял их чтобы не мешали управляться с камерой, да так и бросил.
Шагов пятьдесят вниз по склону производят потрясающий эффект. Я начинаю трезветь, возвращается рассудок и координация движений. Первым делом выдёргиваю из рукавиц кисти и осматриваю их. Фух, вроде в порядке. Покраснели, но двигаются. Вот это я дал маху. Отморозил бы с концами, если бы не товарищ. Но ладно.
- Живой, нормально?
- А... Да, да... Лёх, я малость головой поехал там...
- Ничего. Никуда бы не делся, для этого тут я.
- Лёх... Спасибо.
- Внизу, всё внизу.
Вниз я иду на поводке, и спуск удивительно короткий. Часа три, с небольшим перерывом на откопать и выпить термос, и вот уже знакомые места, вот скала, вот трещина, а вон уже Илья встречает нас с чаем, хлебом и солью. Нам улыбаются и поздравляют «с Горой». Оказывается, наши утренние попутчики развернулись и не дошли. Перекусив, я едва успеваю черкануть в блокноте:
«13 июня — восхожд.
1:15 — выход
3:30 — ниж. камн.
4:04 — ниж. Ленц.
5:30 — вертолёт
10:30 — вершина»
Больше ни на что сил не было и я отключился. Как хорошо, что осталось немножко живых овощей. От пластиковой каши я бы не вынес несовершенства мира и незамедлительно умер. Всю ночь снились какие-то глубоководные рыбы, обсуждающие спасение из рыбацкого трала.

Во второй резервный день Лёха повел Илью, а я уже ничего не делал. Гонял чаи на стоянке, кочевал от палатки к палатке, слушал альпинистские байки и рассказывал свои, приукрашивая по нарастающей. Слушатели платили печеньем и сардинами. Парни вернулись около трёх пополудни, и теперь уже с котлом кипятка встречал их я.
- Собрались... Посмотрите, мусора нигде нет?
Мусора, конечно, нет. Нераспечатанные излишки продуктов скинули в деревянный ящик, приспособленный специально для этой цели. В случае нужды кто-нибудь всегда сможет организовать ужин. Закон гор не особо отличается от закона таёжных заимок.
Мы тяжело шагаем вниз по совершенно незнакомому склону. Десять дней назад мы поднимались по снегу, теперь под нашими ногами хлюпает грязь и журчат талые ручейки. Пока нас не было, наступило лето. За нашей спиной хлопают неукреплённые палатки, а над вершинами вздымается ветреный султан. Погодное окно закончилось, но нам уже всё равно и мы убираемся отсюда поскорее, чтобы не попасть разгневанной горе под руку.
На Лунной подбираем заначку из ненужных наверху вещей. В том числе капитальный труд Таненбаума по компьютерным сетям. Илья его так и не осилил, но зато неделю от корки до корки его штудировали вороны. Какая-то мышь погрызла корешок, но неуверенно, по всей видимости с первых укусов разочаровалась в профессии.

Ниже каменных грибов шли уже вброд. Весна щедро залила альпийский луг водой (вот где понимаешь разницу между хорошими ботинками и плохими). Где стояли ледяные языки, теперь ревёт вода. Если бы я был здесь один, то непременно бы заблудился.

На Эммануэле тепло и тихо. Я всё-таки сумел сделать ночной снимок Эльбруса.

После горы уже ничего не впечатляет. Ни водопады (хотя я никогда раньше не видел больших водопадов), ни цветение полян, ни каменные «карандаши» вулканического происхождения. Всё-таки в этом нет масштаба. Прогулка по окрестностям убивает время до приезда машины, но не более. Бросать вещи в кузов грустно и как-то очень физически тяжело. Ботинки кажутся неподъемными, рюкзак я не могу без посторонней помощи поднять вообще. Я прощаюсь с большими горами минимум на год.
Но я знаю точно, что не навсегда. Поэтому я смело влезаю в машину и захлопываю дверь. Автомобиль увезёт человека с Кавказа, но уже ничто не вынет Кавказ из человека.
...А пока надо завести нормальную пуховку и кое-что перешить в рюкзаке... И где там принимают в ФАиС...